defensive battle

Оборонительное сражение

В прошлой главе мы говорили, что обороняющийся может дать сражение, которое тактически явится чисто наступательным: обороняющийся может двинуться навстречу и атаковать противника в тот самый момент, когда последний вторгается на наш театр войны; обороняющийся также может выждать появления неприятеля перед своим фронтом и тогда перейти в наступление, и в этом случае сражение будет тактически наступательным; наконец, обороняющийся действительно может выждать атаку противника на своей позиции и в свою очередь действовать против него как путем обороны участков местности, так и переходом в атаку частью своих сил. При этом, разумеется, можно себе представить целую шкалу разных степеней, все более и более отклоняющихся от принципа позитивного{170} ответного удара и переходящих к принципу чисто местной обороны. Мы здесь не имеем возможности распространяться о том, как далеко можно зайти в этом направлении и какое соотношение обоих элементов наиболее выгодно для того, чтобы одержать решительную победу. Но мы продолжаем настаивать на том, что если искать такой победы, то невозможно вовсе обойтись без наступательной части сражения, и убеждены в том, что из этой наступательной части могут и должны исходить все последствия решительной победы, как будто это было сражение в тактическом смысле чисто наступательное. [321]

Точно так же, как поле сражения стратегически представляет лишь точку, так и время сражения стратегически представляет лишь один момент{171}, и стратегической величиной будет не ход сражения, а его конец и результат.

Итак, если правда, что с элементами наступления, заключающимися в каждом оборонительном сражении, может быть связана полная победа, то с точки зрения стратегических комбинаций не должно было бы быть по существу никакого различия между сражением наступательным и оборонительным. По нашему убеждению, оно так и есть в действительности, но на вид дело представляется иначе. Чтобы пристальнее вглядеться в этот предмет, уяснить нашу точку зрения и тем самым устранить все кажущееся, мы бегло набросаем картину оборонительного сражения, как мы себе ее представляем.

Обороняющийся выжидает приближения наступающего на своей позиции; он выбрал для этого подходящую местность и устроился на ней, т.е. точно ее изучил, соорудил основательные укрепления на некоторых важнейших пунктах, провел и усовершенствовал тыловые дороги, поставил батареи, укрепил селения, выбрал укрытые места для размещения своих масс и пр. Фронт позиции должен быть более или менее силен; доступы к фронту должны быть затруднены одним или несколькими параллельными рвами, а также другими преградами или же влиянием командующих укрепленных пунктов; такой фронт во всех стадиях сопротивления, вплоть до момента борьбы за ядро позиции, когда обе враждующие стороны взаимно истощают друг друга в точках их соприкосновения, дает обороняющемуся возможностьуничтожать с малым расходом своих сил значительное количество неприятельских. Опорные пункты, которые он выбрал для своих флангов, обеспечивают его от внезапного нападения с нескольких сторон. Закрытая местность, избранная для расположения своих войск, заставляет противника быть осторожным, даже робким, и дает возможность обороняющемуся, стягиваясь с боем к главной позиции, ослаблять наступающего небольшими удачными атаками. Устроившись таким образом, обороняющийся рассматривает с чувством удовлетворения сражение, горящее перед ним умеренным пламенем. Но он не считает возможности своего фронтального сопротивления неистощимыми, не верит в неуязвимость своих флангов и не ждет от удачной атаки нескольких батальонов или эскадронов резкого поворота в ходе всего сражения. Позиция его глубока, ибо каждая инстанция на ступенях лестницы боевого порядка, от дивизии вплоть до батальона, имеет свой резерв на непредвиденный случай и для возобновления боя. И все же он сохраняет совершенно нетронутой, вне боя, довольно значительную массу войск, от одной трети до одной четверти целого, и держит ее столь далеко позади, что о каких-либо потерях от неприятельского огня не может быть и речи; это удаление должно быть, по возможности, таковым, чтобы эта часть оказалась вне линии охвата, могущего быть направленным наступающим на тот или другой фланг позиции. Этой частью он имеет в виду защитить свои фланги от более далекого и [322] значительного обхода, обеспечить себя от всяких непредвиденных случаев, а в последней трети сражения, когда план наступающего получит полное развитие и большая часть его сил окажется уже израсходованной, обороняющийся имеет в виду броситься с этой массой на часть неприятельских сил и развить против нее свое собственное небольшое наступательное сражение, использовав в нем все элементы наступления, как то: атаку, внезапность и обход; этот нажим в момент наиболее неустойчивого положения центра тяжести сражения и должен вызвать общее попятное движение.

Таково нормальное представление, которое мы составили об оборонительном сражении; оно базируется на современном состоянии тактики. Наступающий при помощи общего охвата стремится сделать успех более обеспеченным и в то же время придать ему больший размах, а обороняющийся отвечает на него частным охватом, а именно — охватом той самой части неприятельской армии, которая направлена в охват. Этот частный охват можно мыслить достаточным для того, чтобы парализовать действие охвата наступающего, но из него не может развиться столь же широкий общий охват неприятельской армии, как это может удаться наступающему. Поэтому между очертаниями победы будет всегда та разница, что в наступательном сражении победоносные войска будут охватывать неприятеля и действовать по направлению к центру его, при оборонительном же сражении они будут действовать более или менее из центра к периферии, в радиальном направлении.

На самом поле сражения и в первой стадии преследования всегда приходится признавать охватывающую форму наиболее действительной; преимущества * ее, однако, не столько вытекают из ее оформления, сколько сказываются в тех случаях, когда удается довести охват до крайнего его предела, т.е. еще во время самого сражения ограничить возможности отступления неприятельской армии. Именно против этого крайнего предела и нацеливается позитивная реакция обороняющегося, и во многих случаях, когда она окажется недостаточной для достижения победы, ее все же хватит на то, чтобы оградить обороняющегося от крайних последствий охвата. Тем не менее мы не можем не признать, что при оборонительном сражении в особенности имеет место опасность чрезмерного ограничения свободы отступления и что если ее не удастся предотвратить, то успех, достигнутый противником в самом сражении и в первой стадии преследования, значительно возрастет.

Но это относится лишь к первой стадии преследования, а именно  — до наступления ночи. К следующему дню охват оказывается уже закончившим свое существование, и в этом отношении равновесие вновь устанавливается между обеими сторонами{172}.

Правда, обороняющийся может лишиться при этом своего лучшего пути отступления и попасть надолго в невыгодное стратегическое[323] положение, но самый охват, за немногими исключениями, всегда окажется закончившим свое существование, так как он рассчитывается лишь на условия поля сражения и, следовательно, не может заходить далеко за пределы последнего. Что же, однако, произойдет на другой стороне, если победителем окажется обороняющийся ! Побежденный окажется разорванным на части; в первый момент это может облегчить отступление, но уже на следующий день возникнет острая необходимость в соединении всех частей. Если одержана чрезвычайно решительная победа и обороняющийся, напирает очень энергично, то это соединение часто окажется невозможным, и разделение сил побежденного повлечет за собой для последнего самые печальные последствия, которые постепенно могут дойти до полного рассеяния его сил. Если бы Бонапарт одержал победу под Лейпцигом, то следствием этого явилось бы полное разъединение союзных армий и их стратегическое положение значительно ухудшилось бы. Под Дрезденом, где Бонапарт, собственно, не давал оборонительного сражения, наступление его все же имело ту геометрическую форму, о которой мы говорили, а именно — от центра к окружности; известно, в каком трудном положении оказались разделившиеся на части союзные войска: из затруднений их вывела лишь победа на Кацбахе, ибо, получив донесение о ней, Бонапарт с гвардией вернулся в Дрезден.

Подобный же пример представляет и сражение на Кацбахе; здесь мы видим обороняющегося, который в последнюю минуту переходит в наступление и, следовательно, действует эксцентрически; благодаря этому французские корпуса были отброшены в разные стороны, и несколько дней спустя дивизия Пюто попала в руки союзников как плод их победы.

Отсюда мы заключаем, что, тогда как наступление имеет возможность усилить свой успех посредством более родственной ему концентрической формы удара, обороне также дано средство при помощи более родственной ей эксцентрической формы усилить последствия своей победы по сравнению с теми, которые она имела бы при чисто параллельной позиции и перпендикулярном к ней действии сил. Мы полагаем, что оба эта средства равноценны.

Если мы редко наблюдаем в военной истории, что оборонительные сражения завершаются такими же крупными победами, как и наступательные, то это отнюдь не может служить опровержением нашего утверждения, что первые столь же пригодны для этого, как и вторые. Причина этому заключается в существенном различии условий, в которых находятся обороняющийся в наступающий. Обычно обороняющийся является слабейшей стороной не только в отношении вооруженных сил, но и в отношении всех условий обстановки; он в большинстве случаев не имеет или считает себя лишенным возможности дать полное развитие следствиям своей победы и довольствуется одним отражением опасности и спасением чести своего оружия. Бесспорно, обороняющийся может быть иной раз действительно связан своей слабостью и обстановкой; однако часто то, что являлось результатом необходимости, принималось за следствие той роли, которую играет обороняющийся, а отсюда сложился неразумный принципиальный взгляд [324] на оборону, будто сражения, которые она дает, должны быть направлены лишь на отражение противника, а не на его уничтожение. Мы смотрим на такой взгляд, как на одно из самых вредных заблуждений, как на подлинное смешение формы с самим делом, и безусловно утверждаем, что в той форме ведения войны, которую мы называем обороной, победа не только вероятнее, но она может приобрести такие же размеры и следствия, как и при наступлении; это относится не только к суммарному результату всех боев, составляющих кампанию, но и к каждому отдельному сражению при наличии достаточных сил и воли.

Глава десятая.

Крепости

Раньше, вплоть до появления больших постоянных армий, крепости, т.е. замки и укрепленные города, имели единственным своим назначением защиту их обитателей. Рыцарь, теснимый со всех сторон, укрывался в свой замок, дабы выиграть время и выждать более благоприятный момент; города при помощи укреплений пытались отвратить от себя проходящую мимо них грозовую тучу войны. Но дело не остановилось на этом простейшем и естественном назначении крепостей; отношения, которые возникли между подобным пунктом, всей страной и армиями, воевавшими между собой в разных местах страны, придали крепостям более широкое значение, проявившееся и за их стенами и в большей мере содействовавшее занятию страны или сохранению господства над ней, счастливому или несчастному исходу всей борьбы в целом; благодаря этому крепости сделались средством к тому, чтобы обратить войну в более связное целое. Таким путем крепости приобрели свое стратегическое значение, которое некоторое время считалось настолько важным, что крепости давали основное направление планам кампаний, сводившимся скорее к тому, чтобы захватить одну или

несколько крепостей, чем к уничтожению неприятельских сил. Большое внимание уделялось обоснованию значения крепостей, т.е. отношений укрепленных пунктов к местности и к армии; при определении тех пунктов, которые должны быть укреплены, считалось необходимым проявлять величайшую тщательность, тонкость и отвлеченное глубокомыслие. За этим отвлеченным определением стали почти совершенно забывать о первоначальном назначении крепостей, и таким образом возникла идея крепостей без городов и жителей{173}.[325]

С другой стороны, уже прошли те времена, когда простая укрепленная стена, без каких-либо иных военных сооружений могла оградить какое-нибудь населенное место от военного потока, разливавшегося по всей стране; эта возможность основывалась прежде отчасти на малых размерах тех государств, на которые делились тогда народы, отчасти на периодичности нападений того времени, которые, почти как времена года, имели свою определенную, крайне ограниченную продолжительность: или вассалы торопились разойтись по домам, или истощались деньги для оплаты кондотьеров. С тех пор, как крупные постоянные армии с их могучей артиллерией научились механически разрушать сопротивление стен и валов, у городов и других небольших общин пропала охота ставить на карту свои силы лишь для того, чтобы отсрочить захват их на несколько недель или месяцев, а затем быть подвергнутыми более суровой расправе. Еще менее могло входить в интересы армии дробить свои силы занятием многих укрепленных пунктов; оно, правда, задерживало до некоторой степени продвижение неприятеля, но в силу необходимости заканчивалось их сдачей. Во всяком случае, занимая крепости, нужно было оставлять себе столько сил, чтобы иметь возможность выступить против неприятеля в открытом поле, за исключением того случая, когда рассчитывали на подход союзника, который заставил бы противника снять осаду с наших крепостей и освободить наши войска. Таким образом, число крепостей должно было значительно сократиться; это также должно было от идеи непосредственной защиты имущества и жителей городов при помощи укрепления толкать к другой идее — рассматривать крепости как косвенное средство обороны страны; такую роль они выполняют благодаря своему стратегическому значению, как узлы, связывающие стратегическую ткань.

Таков был ход идей не только в книгах, но и в практической жизни; правда, в книгах, как обычно, он развит более хитро.

Как ни необходимо такое направление дела, однако идеи завели слишком далеко. Искусственность и мелочная игра вытеснили здоровое ядро естественной и крупной потребности. Лишь эти простые крупные потребности мы будем иметь в виду при перечислении целей устройства крепостей и тех требований, которым они должны удовлетворить, при этом мы будем переходить от более простых к более сложным вопросам и в следующей главе ознакомимся с выводами относительно местоположения и числа крепостей.

Совершенно очевидно, что значение крепости слагается из двух различных элементов: пассивного и активного. Первым она охраняет занимаемую ею площадь и все, что на ней содержится; вторым она оказывает на окрестности известное влияние, простирающееся и за пределы сферы огня ее орудий. [326]

Этот активный элемент сводится к наступательным действиям, которые гарнизон ее может предпринимать против всякого неприятеля, приблизившегося к ней на известное расстояние. Чем больше гарнизон, тем больше могут быть отряды, выдвигаемые из крепости с этой целью, а чем больше эти отряды, тем дальше они, как общее правило, могут выдвигаться. Отсюда следует, что район активного воздействия большой крепости не только интенсивнее, но и шире по своим размерам, чем район малой крепости. Но и сам активный элемент состоит некоторым образом из двух частей, а именно: из предприятий самого гарнизона и из предприятий, которые могут совершать другие крупные или мелкие отряды, не входящие в состав гарнизона, но связанные с крепостью. Отдельные отряды, слишком слабые, чтобы самостоятельно противостоять неприятелю, получают возможность благодаря защите, которую они в случае нужды смогут найти за стенами крепости, удерживаться в данной местности и до некоторой степени господствовать над ней.

Предприятия, которые может себе позволить гарнизон, довольно ограничены. Даже в больших крепостях с сильным гарнизоном отряды, которые могут быть выделены для активных действий, большею частью бывают немногочисленны по сравнению с вооруженными силами, действующими в открытом поле, а диаметр района их действий редко оказывается больше двух переходов. Если же крепость невелика, то выдвигаемые ею отряды будут совершенно незначительны и район их действий по большей части ограничится соседними деревнями. Но отряды, не входящие в состав гарнизона и, следовательно, не обязанные непременно возвращаться в крепость, оказываются гораздо менее связанными; посредством таких отрядов активная сфера действия крепости при прочих благоприятных условиях может быть значительно расширена. Отсюда следует, что, когда мы говорим вообще об активном воздействии крепостей, то должны иметь в виду по преимуществу такие отряды.

Но и самая незначительная активная деятельность самого слабого гарнизона все же может оказаться весьма существенной для всех назначений, которые должны выполнять крепости. Строго говоря, даже самые пассивные из всех видов деятельности крепости (оборону против атаки) нельзя мыслить без такой активной деятельности. Между тем бросается в глаза, что при различных назначениях, какие крепость вообще или в отдельные моменты может выполнять, одни требуют в большей мере пассивной деятельности, другие — преимущественно активной. Эти назначения частью просты, — и в таком случае воздействие крепости имеет непосредственный характер, — частью же они являются сложными, — и тогда воздействие крепости является более или менее косвенным. Мы намерены переходить от первых к последним, но предупреждаем, что одна и та же крепость может выполнять несколько и даже все перечисленные ниже назначения одновременно или в различные моменты.

Итак, мы утверждаем, крепости представляют крупную и превосходную опору для обороны, а именно: [327]

1. Как обеспеченные склады. Наступающий в течение наступления живет изо дня в день, обороняющийся обычно должен задолго изготовиться, поэтому он не может черпать средства продовольствия из района, в котором располагается и который он в общем склонен щадить; поэтому склады для него крайне необходимы. Всякого рода запасы, которыми располагает наступающий, остаются позади на пути его продвижения и, таким образом, ускользают от опасностей театра войны; между тем запасы обороняющегося находятся под угрозой. Если эти запасы всякого рода не размещены в укрепленных местах, то они непременно окажут вредное влияние на деятельность в открытом поле, и часто необходимость прикрытия их обусловит занятие самых искусственных и растянутых позиций.

Обороняющаяся армия, лишенная крепостей, имеет сотни уязвимых мест, она представляет тело без панциря.

2. Как обеспечение крупных богатых городов. Это назначение весьма близко к предыдущему, ибо большие и богатые города, в особенности торговые центры, представляют собой для армии естественные склады; в качестве таковых обладание ими или утрата затрагивает армию непосредственно. Кроме того, всегда стоит сохранить эту часть государственного достояния, отчасти из-за тех сил, которые оттуда косвенно черпаются, отчасти потому, что обладание крупным населенным центром ложится серьезным грузом на чашу весов при заключении мира.

Такое назначение крепостей в последнее время недостаточно оценивалось, а между тем оно — одно из самых естественных, действующих самым могучим образом и подверженных наименьшему числу ошибок. Если бы существовала такая страна, где не только все крупные богатые города, но и все населенные места были бы укреплены и защищались своими жителями и окрестными крестьянами, то в этой стране быстрота хода войны была бы столь ослаблена, а подвергшийся нападению народ оказал бы давление на чашу весов такой крупной частью всех усилий, на которые он способен, что талант и сила воли неприятельского полководца оказались бы окончательно подавленными.

Мы упоминаем о таком идеале укрепления страны лишь для того, чтобы вызвать справедливую оценку вышеупомянутого назначения крепостей и чтобы важность непосредственной защиты, которую они дают, ни на одно мгновение не упускалась из виду, впрочем, это представление не противоречит нашему разбору, ибо среди всех городов всегда найдется несколько таких, которые, будучи укреплены сильнее, чем остальные, должны рассматриваться как подлинные опорные пункты вооруженных сил. Обе задачи, указанные в пунктах 1 и 2, требуют почти исключительно пассивного воздействия крепостей.

3. Как замки в собственном смысле этого слова. Они являются заставами на дорогах, а большей частью и на реках, где они расположены. [328]

Не так то легко, как обыкновенно думают, найти проезжую проселочную дорогу, которая обходила бы крепость; такой обходный путь должен не только находиться вне сферы орудийного огня крепости, но и проходить в более или менее значительном удалении от нее с учетом возможных вылазок.

Если местность сколько-нибудь трудно проходима, то часто малейшее отклонение от проезжей дороги связано со значительным промедлением, обходящимся в целый дневной переход, что может иметь огромное значение при многократном пользовании дорогой{174}.

Каким образом крепости влияют на операции преграждением судоходства по рекам, ясно само собой.

4. Как тактические опорные пункты. Так как диаметр района, действительно обстреливаемого орудиями мало-мальски крупной крепости, уже достигает размеров нескольких часов ходьбы, а сфера наступательных действий крепости во всяком случае еще шире, то крепости представляют собою наилучшие опорные пункты для флангов позиций. Озеро длиною в несколько миль, конечно, может служить превосходным опорным пунктом, однако крепость умеренной величины представляет большие преимущества. Нет необходимости фланг позиции дотягивать до непосредственной близости к крепости, ибо наступающий, опасаясь за свой путь отступления, не решится проникнуть в промежуток между флангом и крепостью

5. Как этапные пункты {175}. Если крепости расположены на коммуникационной линии обороняющегося, что по большей части и имеет место, то они являются удобными станциями для всего того, что продвигается по этой линии взад и вперед. Опасности, угрожающие коммуникационным линиям, заключаются, главным образом, в набегах, воздействие которых всегда сводится к коротким порывистым ударам. Если важный транспорт при приближении подобного набега может достигнуть крепости, ускорив свое движение или быстро свернув, то он спасен и спокойно выждет, пока опасность минует. Далее, все двигающиеся взад и вперед эшелоны могут останавливаться в крепости на дневку, а затем нагонять, увеличивая последующие переходы. А им больше всего угрожает опасность как раз на дневках. Таким образом, коммуникационная линия в 30 миль длины делается в некотором роде короче наполовину, если посредине ее имеется крепость.

6. Как убежище для слабых и разбитых отрядов. Под прикрытием орудий не слишком малой крепости всякий отряд обеспечен от ударов неприятеля, даже если для него не устроено особого укрепленного лагеря{176}. Правда, такой отряд, если он хочет [329] остановиться на более или менее продолжительное время, должен считаться с потерей своего пути отступления. Но бывают обстоятельства, когда подобная жертва представляется не чрезмерной, ибо дальнейшее отступление завершилось бы полным развалом.

Во многих случаях бывает возможно остановиться в крепости на несколько дней и не утрачивая возможности дальнейшего отступления. В особенности крепость является убежищем для опередивших разбитую армию легкораненых, рассеявшихся и пр.; здесь они могут выждать прибытия армии.

Если бы Магдебург находился в 1806 г. на прямой линии отступления прусской армии и если бы эта линия не была уже утрачена под Ауэрштедтом, прусская армия могла бы легко остановиться на три-четыре дня у этой большой крепости, собраться и вновь сорганизоваться. Но и в тех условиях, которые тогда имели место, она послужила сборным пунктом для остатков армии Гогенлоэ, которые лишь там вновь стали реальным явлением.

Нужно самому пережить войну и получить непосредственное впечатление, чтобы составить себе ясное понятие о благодетельном влиянии, оказываемое близостью крепостей, когда обстоятельства складываются неблагоприятно. В крепостях имеются порох и ружья, овес и хлеб, они дают кров больным, безопасность здоровым и возвращают самообладание устрашенным. Они представляют собой гостеприимный дом в пустыне.

В последних четырех назначениях уже в несколько большей степени сказывается активное воздействие крепостей; это ясно само собой.

7. Как подлинный щит против неприятельского наступления. Крепости, которые обороняющийся оставляет перед собой, рассекают, как ледорезы{177}, поток неприятельского наступления{178}. Неприятель должен по меньшей мере их блокировать, для чего ему нужно, если гарнизон деятелен и предприимчив, пожалуй, вдвое больше сил по сравнению с численностью гарнизона{179}. Кроме того, эти гарнизоны могут и должны в большинстве случаев состоять частью из войск, [330] которые хотя и можно использовать в крепости, но которые неприменимы в открытом поле, а именно, из наполовину обученного ландвера, из полуинвалидов, вооруженных горожан, ландштурма и пр. Таким образом, неприятель, пожалуй, будет вчетверо больше ослаблен, чем мы.

Это несоразмерное ослабление неприятельских вооруженных сил представляет первую выгоду, которую нам дает своим сопротивлением осажденная крепость; но она — не единственная. С момента, когда неприятель минует линию наших крепостей, все его движения подвергаются гораздо большему стеснению; пути отступления его армии ограничены, и он постоянно должен заботиться о непосредственном прикрытии предпринятых им осад.

И здесь, следовательно, крепости оказывают могучее и решительное воздействие на акт обороны: на это назначение надо смотреть, как на важнейшее из всех тех, какие может иметь крепость.

Если, тем не менее, мы сравнительно редко встречаем в военной истории такое применение крепостей и отнюдь не замечаем, чтобы оно регулярно повторялось, то причина тому заключается в характере большинства войн, для которых это средство является чересчур решительным. Мы это выясним лишь в дальнейшем изложении{180}.

При таком назначении крепости требования предъявляются, главным образом, к ее наступательной силе; из последней по меньшей мере вытекает влияние, оказываемое крепостью. Если бы крепость представляла для наступающего лишь пункт, который он не может занять, то, конечно, она могла бы служить для него помехой, но не в такой мере, чтобы он ощутил потребность осадить ее. Но так как наступающий не в состоянии оставить 6000, 8000 или даже 10000 человек хозяйничать и распоряжаться у себя в тылу, он должен окружить их соответственными силами, а для того, чтобы не быть вынужденным выделить эти силы на все время войны, он должен взять эту крепость, т.е. ее осадить. С момента приступа к осаде преимущественно выступает уже пассивное воздействие крепости.

Все до сих пор рассмотренные назначения крепостей выполняются довольно непосредственно простейшим образом. Напротив, при выполнении двух последующих назначений способ воздействия более сложен.

8. Как прикрытие растянутого квартирного расположения. Крепость средней величины преграждает доступ к расположенному позади нее квартирному району на фронте в 3-4 мили, это — простой результат ее существования; но каким образом на долю такой крепости может выпасть честь прикрывать квартирное расположение в 15-20 миль по фронту, о чем так часто гласит военная история, это требует, поскольку действительно имеет место, подробного разъяснения, а поскольку является иллюзией — опровержения.

Здесь надо принять во внимание следующие обстоятельства:

а) крепость сама по себе замыкает одну из главных дорог и действительно прикрывает местность на 3-4 мили по фронту; [331]

б) на крепость можно смотреть, как на необычайно сильное сторожевое охранение; она дает возможность весьма полного наблюдения местности, еще более усиливаемого агентурными данными, получение которых облегчается благодаря сношениям, существующим между значительным населенным центром и его районом; вполне естественно, что в городе с 6000, 8000 и 10000 жителей можно иметь больше сведений об окрестностях, чем в деревне, обычной стоянке сторожевых частей;

в) небольшие отряды могут опираться на крепость, находить у нее защиту и безопасность и время от времени могут продвигаться к неприятелю, чтобы добывать сведения, а если неприятель пройдет мимо крепости, то и для того, чтобы предпринять что-нибудь против его тыла; отсюда следует, что крепость хотя и не может сдвинуться со своего места, все же может выполнить роль выдвинутого вперед отряда (часть 5-я, глава VIII);

г) обороняющийся, сосредоточив свои войска, может сгруппировать их как раз позади крепости, так что наступающий не сможет проникнуть к его расположению без того, чтобы крепость не угрожала его тылу.

Конечно, всякое наступление, имеющее целью атаку квартирного расположения, надо понимать как нечаянное нападение; точнее говоря, здесь идет речь лишь об этой стороне наступления, причем само собой разумеется, что нечаянное нападение осуществляет свое воздействие в гораздо более краткий промежуток времени, чем действительное наступление на театр войны. Если в последнем случае крепость придется осадить или обуздать блокадой, то при простом нечаянном нападении на квартирное расположение это не явится столь же необходимым; следовательно, крепость не может в такой же мере ослабить наступающего. Это, конечно, истина; понятно также, что квартирные районы, удаленные от крепости на расстояние от 6 до 8 миль, непосредственно не защищаются ею; однако цель такого нападения заключается не в атаке квартир, отведенных нескольким частям. Лишь в следующей части труда, отведенной вопросам наступления, мы будем в состоянии обстоятельно указать, какую цель преследует такое нападение и чего от него можно ожидать; но, забегая вперед, мы уже теперь можем сказать, что главный его результат достигается не нападением на отдельные пункты расквартирования, а теми боями, которые наступающий навязывает разрозненным частям обороняющегося, находящимся не в надлежащем порядке, задача которых — торопиться к определенному пункту и которые не подготовлены для сражения. Но этот напор и движение по пятам должны быть всегда более или менее ориентированы против центра неприятельского расквартирования, а следовательно, значительная крепость, расположенная перед центром, несомненно явится большой помехой для наступающего.

Если мы вдумаемся в эти четыре пункта в их совокупном действии, то увидим, что значительная крепость, несомненно, прямым и косвенным образом обеспечивает некоторую безопасность гораздо большему протяжению расквартирования, чем может казаться [332] на первый взгляд. Мы говорим: некоторую безопасность, ибо все эти косвенные воздействия делают продвижение неприятеля неневозможным, а только более трудным, более рискованным, а вследствие этого и менее вероятным и менее опасным для обороняющегося. Но это только и требуется в данном случае; только это и разумеется под прикрытием. Непосредственная безопасность в собственном смысле достигается сторожевым охранением и правильной организацией квартирного расположения.

Итак, способность более значительных крепостей прикрывать широкий фронт расположенного позади них квартирного района имеет под собой реальные основания, но вместе с тем нельзя отрицать и того, что в данном случае мы встречаемся в действительных военных планах, а еще более в исторических описаниях, с пустыми, бессодержательными выражениями или с иллюзорными представлениями. Такое прикрытие всецело зависит от взаимодействия нескольких обстоятельств, но и тогда создает лишь уменьшение опасности; поэтому ясно, что в отдельных случаях, — благодаря особым обстоятельствам и прежде всего благодаря смелости противника, — все это прикрытие может оказаться иллюзорным, а на войне нельзя довольствоваться тем, чтобы суммарно принимать на веру воздействие такой крепости; необходимо определенно продумать каждый конкретный случай.

9. Как прикрытие не занятой войсками области. Когда во время войны какая-нибудь область вовсе не занята войсками или занята незначительными силами и более или менее открыта для неприятельских набегов, то на расположенную в ней значительную крепость смотрят, как на прикрытие или, если хотите, как на обеспечение этой области. Обеспечением она, безусловно, является, так как неприятель станет хозяином этой области не раньше, чем овладеет крепостью, и мы выгадаем время, чтобы поспешить для ее обороны. Прикрытие же можно мыслить лишь косвенно, понимая его не в подлинном смысле слова. Дело в том, что крепость может положить некоторый предел набегам неприятеля лишь своими активными действиями. Если последние ограничиваются деятельностью гарнизона, то их успех окажется незначительным; для этой цели гарнизоны крепости большей частью слишком слабы, да и состоят они преимущественно из одной пехоты, и притом не лучшего качества. Несколько большую реальность приобретает это понятие, если небольшие отряды будут действовать в связи с крепостью, которая явится для них опорным пунктом и убежищем.

10. Как центр вооружения народных масс. Продовольствие, оружие, огнестрельные припасы во время народной войны не могут быть предметом регулярных поставок; по самой природе такой войны приходится в этом отношении каждому изыскивать всевозможные способы; таким образом, открываются тысячи мелких источников средств сопротивления, которые в другое время остались бы неиспользованными. Однако вполне понятно, что [333] значительная крепость, благодаря своим обширным запасам всех этих предметов, может придать народному сопротивлению больше силы и веса, больше связанности и последовательности.

Кроме того, крепость является убежищем для раненых, резиденцией правящих властей и казны, сборным пунктом для более значительных предприятий и т.д., наконец, ядром сопротивления, приводящим неприятельскую армию во время осады в состояние, облегчающее и поощряющее нападение взявшегося за оружие населения.

11. Для обороны рек и гор. Никогда крепость не выполняет столько задач, не берет на себя столько ролей, как в том случае, когда она расположена на берегу большой реки. Здесь она обеспечивает нашу переправу в любое время, препятствует переправе неприятеля на расстоянии нескольких миль в стороны, господствует над торговлей по всей реке, принимает в себя все суда, заграждает дороги и мосты и дает возможность защищать реку косвенным путем, а именно — путем занятия позиции на неприятельском берегу. Ясно, что этим многосторонним воздействием она в значительной мере облегчает оборону реки и должна рассматриваться как существенная часть этой обороны.

Подобное же значение имеют крепости в горах. Здесь крепости замыкают и открывают целые системы дорог, в узле которых они устраиваются; благодаря этому они господствуют над всем краем, через который тянутся эти горные дороги, и должны рассматриваться как истинные контрфорсы всей системы обороны.